«Можно их осуждать, не принимать, не любить, но уважать — обязательно». Алексей Иванов о героях «Ёбурга»

Российский писатель Алексей Иванов встретился со своими читателями.  Творческая встреча известного уральца была посвящена новой книге «Ёбург». Сборник новелл вышел в свет в начале апреля и уже успел стать одной из самых обсуждаемых работ этого года. Книга, рассказывающая о том, как закрытый индустриальный город-гигант Свердловск превратился в современный мегаполис Екатеринбург, получила немало как критических, так и положительных отзывов от читателей и прессы.

На встрече с поклонниками Алексей Иванов рассказал о том, почему его выгнали с журфака, за что он уважает бандитов из 1990-х, о том, почему мы живем в скучное времени, а также о том, быть ли Уральской республике. Подробности в материале JustMedia.

— С чем вы связываете успех «Ёбурга»?

— Интерес к этой книге огромный и не только со стороны тех, кто любит мои произведения или тех, кто, так или иначе имеет отношение к этому городу. Екатеринбург априори интересен всей стране. Это подтверждается рейтингом продаж главного книжного магазина страны «Москва», где среди нон-фикшина «Ёбург» стоит на втором месте. Это супер результат, особенно для книги, которая воспринимается, как краеведческая литература, хотя это не так.

— Вы создали новый формат разговора о провинции. Как думаете, тренд, который вы задали, продолжится в других городах. Может быть, вы сами собираетесь что-то еще написать? 

— Сам я писать не собираюсь. Я вообще не работаю по заказам. Слава Богу, я могу себе позволить работать над тем, что мне  интересно. В России были попытки написания подобных книг. Когда я брался за «Ёбург», посмотрел, что делается в других крупных городах. На мой взгляд, самая интересная из книг о провинции — «Как мы кроили Россию». Это сборник интервью участников событий в Нижнем Новгороде в 1990-е годы, и читается он вяло, тускло и с трудом. Человеку, который не знаком с «нижним» и не участвовал в тех событиях, это попросту не интересно. Я понял, что так писать книгу нельзя. Нужен новый формат говорения о провинции в России, и я создал свою книгу в виде новелл и сюжетов ярким образным языком.

Я вообще для себя сформулировал три вида сюжетов о провинции на столичных телеканалах. Это рассказ о приезде в провинцию первого лица, о катастрофе, или о  провинциальных чудиках, например, один «Слово о полку Игореве» на рисовом зерне вырезал, другой — собрал из бутылок корабль, третий — построил дом из пивных банок.

Я принципиально призрел такой формат и предъявил новый. Я считаю, что о провинции надо говорить серьезно, обстоятельно и интересно, потому что нет интересных или неинтересных сюжетов, есть интересная или неинтересная речь.

— В ста новеллах описаны титаны, которые создавали этот город и дали ему толчок для развития. Видите ли вы сейчас какую-то новую силу, хотя бы не титанов, а титаников современности, которые двинут наш город дальше и вопрос куда?

— Титаны — это пассионарии, хотя это не означает, что они всегда правы. Титаны не появляются сами по себе, не растут, как грибы после дождя. Титан — это человек, в поступках которого может говорить история. В поступках Росселя, Чернецкого, Бакова, Ройзмана, лидеров ОПС Уралмаш говорила история. Если история замолкает, как она замолчала в наше время, то она не говорит ни в чьих поступках. Незаурядные люди остаются, но нет истории, поэтому и нет титанов. Но я говорю это без претензии к нынешним культурным и политическим лидерам и героям. Просто мы живем в  скучное время. Будем надеяться, что мы сдвинемся с мертвой точки, и титаны снова появятся.

— Как вы считаете, это хорошо, что мы живем в такое скучное время или городу требуется новый толчок?

— На такие вопросы нет однозначного ответа. Смотря по какому параметру судить и кто об этом говорит. Для Романа Абромовича хорошо, когда время неподвижно. Для школьного учителя, которому хочется, чтобы ему хотя бы зарплату подняли, плохо, что в стране ничего не меняется. У общества сейчас нет консенсуса по поводу необходимости перемен, и это печально.

— После прочтения книги один из ее героев признался, что вы изобразили их слишком героичными и положительными персонажами. И, наверное, у сегодняшней молодежи, которая не имела представления о том, что творилось в 1990-х, может сложиться некий ареол романтизма.

— Это дело вкуса и меры лояльности. Одному надо всех расстрелять, другому — простить. По поводу личных страданий участников за их злодеяния — добро пожаловать в церковь. С тем, что они все у меня хорошие, я не согласен. Козе понятно, что они злодеи, бандиты, которые стреляли из автоматов. В начале книги я написал, что это произведение не о взаимоотношении людей с законом или с другими людьми, а взаимоотношении людей и города. И по отношению к городу они являли пример пассионарности. Они были способны на поступок. Другое дело, что зачастую эти поступки были злые и нехорошие. Насколько общество хочет их простить или покарать — это вопрос к обществу и в данном случае моя книга не сыграет никакой роли. К сожалению, в нашей культурной ситуации книги уже не имеют решающего значения в подобных вопросах и отношениях.

— Ваша позиция нейтральная, вы как летописец выступаете?

— Ни в коем случае. Моя позиция не нейтральная. Я за смелых и храбрых и не важно хорошие они или плохие. Они мне нравятся. Эта книга написана в апологетическом дискурсе, то есть с изначальным уважение к тем, о ком я рассказываю. Апологетика – это не огульное восхищение всем, а поиск рациональных оснований. То есть ты, как автор, пытаешься узнать или понять обоснование поступков своих героев и автоматически начинаешь их уважать. Можно их осуждать, не принимать, не любить, но уважать —обязательно. Сейчас апологетический стиль исключение. Основной тон подачи материала сегодня — это усмешка, стеб, хипстерская пренебрежительная поза. Все это позволяет легко самовыразится на фоне других  людей, событий  такой дешевый способ самопрезентации. Я такой способ подачи не приемлю.

— Быть или не быть Уральской республике и в каком виде?

— Уральская республика значима не сама по себе, а в зависимости от времени. Если есть необходимость развиваться и страна не позволяет, то проще ампутировать страну вместе с ее проблемами и развиваться. И тогда это не сепаратизм, а желание идти вперед к комфортной среде.

—  Будет ли фильм по книге «Ёбург»?

— Есть желание, чтобы такой фильм был, есть проект фильма. Найдутся деньги — будет фильм, не найдутся — не будет.

— Ждать ли экранизации замечательнейших книг «Сердце Пармы» и «Золото Бунта»?

— С «Золотом» глухо, «Сердце» — возможно. Сейчас есть какие-то подвижки, но рассказывать не буду, потому что я стал суеверным (смеется).

— В чем заключалась помощь благотворительного фонда «Малышева-73»?

— Работа над такой книгой — очень трудоемкая работа. Надо перелопатить кучу материала, организовать большое количество людей, провести ряд экспедиций, закупить материалы, в числе которых фотографии. Все это стоит денег. «Малышева-73 помогло мне с финансовой точки зрения в организации этого процесс, но ни в коем случае не диктовало мне ни темы, ни оценки, ни форматы. Более того руководители «Малышева 73» — Игорь Заводовский и Константин Погребинский  — даже не знали, что я про них написал. Я благодарен им за достойное отношение к проекту. Это вообще образец меценатства для России.

— Вы прожили в Перми длительное время. Не было желания написать об этом городе?

— Да нет, ну, вы что? С Екатеринбургом по яркости ничто не сравнится. Мне поступило предложение написать книгу про другой город, но я, как уже говорил ранее, не работаю по заказам. Екатеринбург — это супергород и аналогов ему найти невозможно.  

— Какая из вами написанных книг является фаворитом, вашей визитной карточкой?

— Часто задают такой вопрос. На него у всех писателей есть дежурный ответ: «Последняя». Знаете, это все равно, что у многодетного отца спросить про детей: «Какой у вас самый любимый? Неужели он скажет: «3 и 7». Первый какой-то неудачный получился, шестой — глуховат, а второй двойку по поведению имеет.

— Вы как-то признавались, что вас выгнали с журфака. Не за русский язык случайно?

— Русский язык у меня вела Майданова. Мне страшно нравились ее лекции, и я у нее числился в очень хороших студентах. Меня выгнали за то, что я не пошел сдавать вторую сессию. Начиная с 10 лет,  я хотел быть писателем. Тем более что  мое детство мое пришлось на советское время. Тогда писатели были хорошими вежливыми дяденьками, которые общались с другими умными дяденьками, жили в домах творчества. Их возили во всякие поездки, на работу они не ходили. Вообще у них была прекрасная жизнь и мне хотелось жить также.

Поэтому после школы я решил поступать на факультет, максимально близкий к писательству. Перед этим я прочитал книгу журналистки Виктории Ученовой «Беседа о журналистике». В ней черным по белому сказано: «Если ты хочешь быть писателем, то не ходи на журфак, это ошибка». Я решил, что я  умнее, и поступил. Проучившись полгода, понял, что госпожа Ученова права.

— В вашей творческой жизни был случай, когда вы написали что-то значимое и решили это уничтожить по какой-то причине?

— Я дважды терял рукопись «Географа». По сути, этот роман я написал трижды. Один раз у меня сумку сперли. Во второй — я сам его забыл. Я тогда работал сторожем и засыпал на каждом шагу. Вообще я очень много того, с чего начинал, выбросил. Этому меня научил Виталий Иванович Бугров — редактор отдела фантастики журнала «Уральский следопыт». Я пришел к нему и сказал, что хочу у него учиться. Он согласился. И 1,5  года я помогал ему чем мог, хотя больше мешал, конечно. Одну повесть у меня взял алматинский журнал «Простор». Но для ее публикации он почему-то потребовал у меня справку, о том, что эта она не была опубликована в «Уральском следопыте». Я попросил у Виталия  Ивановича справку, и он узнал, что я пишу фантастику, попросил посмотреть мои работы. В 1989 году он опубликовал мою «Охоту на большую медведицу».

После этого я начал таскать ему другие повести, а он начал меня дрессировать. Он брал мои работы и не читал их день, месяц, полгода. Я в это время перечитывал их, обдумывал и, наконец, понимая, что написал ерунду, приходил и забирал рукописи. В результате 6 из семи своих работ я забрал. Последнюю он прочитал и тоже опубликовал. Я прошел так называемую технологию воспитания «отделка щенка под капитана» и за это Виталию Ивановичу страшно благодарен.

— Почему вам было интересно принимать участие в «Тотальном диктанте»? И какое правило пунктуации или орфографии для вас самое сложное?

— В какой фразе я чаще всего делаю ошибки, не вспомню. Вообще функцию проверки текста в Worde на ошибки я отключил, потому что считаю себя достаточно грамотным человеком. «Тотальный  диктант» — это мощнейшее гражданское явление. Все мы понимаем, что писать грамотно надо. Но, когда мы принимаем участие в диктанте и получаем двойки, то мы тем самым говорим, что хотим быть грамотными, писать и жить по правила, мы — общество, мы — люди, мы — культура, а не беспредельщики.

— Кто является вашими литературными авторитетами. На творчестве каких авторов вы сами формировались как писатель?

— Их много и эти имена не сложить в систему. Я думаю, что от многих из них вы в моих произведениях ничего не увидите, но на меня в свое время они произвели огромное впечатление. Мне страшно нравится Станислав Лем и его роман «Непобедимые». Для меня вечный ориентир Толстой. Люблю Коваля. Мне нравится Павел Бажов, братья Стругацкие и Фредерик Форсайт с его детективом «День шакала». Очень высоко ценю роман Бестера «Тигр! Тигр!». Обожаю «Над пропастью во ржи». Для меня недосягаема высота Маркеса и «Сто лет одиночества». И так можно долго перечислять.

— Последняя книга, которую вы читали?

— Жены академика Марчука Ольги Марчук о новосибирском Академгородке.

— Если бы вам довелось показывать кому-то Екатеринбург, то по какому бы маршруту вы провели это человека, чтобы выстроить концептуальный рассказ, характеризующий город от и до?

— Смотря как его характеризовать.  Если с точки зрения 1990-х по книге «Ёбург», то разумеется необходимо показать места, где проходили все батальные сцены того времени. Среди них Плотинка, Широкая речка, улица Жукова, Октябрьская площадь, ДК Уралмаш.

Если рассказывать о Екатеринбурге, как о социальном и градостроительном феномен, то тут история более сложная.

В 2002 году институт Клода Леду — французское отделение ЮНЕСКО — включило Екатеринбург в число 12 идеальных городов мира. Идеальных не с точки зрения лучших, а в том смысле, что они построены по идеалу. Екатеринбург — идеальный город-завод. Не при заводе, как Магнитогорск, а некий единый градостроительный организм. И он до сих пор остается главным промышленным городом цивилизации, потому что он единственный воплощает в себе все индустриальные смыслы человечества — от зарождения индустрии до настоящего времени.

Пруд, Плотинка, Исторический сквер обозначают горный завод с водобойными машинами XVIII века. Улица Ленина и горные аптеки, где сейчас камнерезный музей — классицизм,  особняк Глинки или дом Малахова — время горнозаводской державы военно-заводского режима, организацию индустрии в виде государства. Конструктивизм Екатеринбурга — идея индустрии XX века, жизни, как производства. Современный хай-тек — «Высоцкий» или «Екатеринбург-сити»  — характеризует идеи индустриальной и постиндустриальной цивилизации. То есть в ткань города вплетены как минимум 4 индустриальных смысла, и я  показывал бы их с «Высоцкого».  

— Как относитесь к тому, что коммерсанты сносят здания, чтобы на их месте появился хай-тек?

— Это сложный вопрос. Я не буду принимать ни чью сторону, а просто приведу те аргументы, которые произвели на меня впечатление. В конце 1980-х — начале 1990-х годов в городе происходила яростная борьба за собственность между Горсоветом и Горисполкомом. Для Горсовета одной из форм борьбы было объявлять здания по любому поводу памятниками истории. В те времена количество памятников выросло в шесть раз  — с 80 до 500. То есть они признавались объектами исторического и культурного наследия не потому что были достойны этого звания, а потому что была война ветвей власти. С этой точки зрения понятно, что снос любой старой развалины не является кощунством. С другой стороны, он же объявлен памятником и его надо охранять.

С третьей стороны, вся эта ситуация передана теперь с муниципального уровня в Москву, а федералам нет никакого интереса сохранять эти памятники, и они специально оставляют их руинами в центре города в расчете на откаты. Ситуация замораживается и порой снести такой памятник ночью, тайком от всех — единственный способ разморозить ее. Разумеется, этот способ неправильный, но другого нет. В этом случае,  на мой взгляд, хотя, возможно, что я не прав, остается один способ оценки —  определить, двигает ли данное конкретное решение жизнь вперед или нет. Если да, то это хорошо.

ФОТОрепортаж с мероприятия смотрите здесь: