Разбираем «уральский язык» с лингвистом Марией Рут.
О существовании «уральского языка» вновь заговорили после очередного выпуска программы «ВДудь». Во время беседы с музыкальным критиком, телеведущим и по совместительству нашим земляком Михаилом Козыревым, известный блогер достал карманную книжку «Слова Урала», авторы которой собрали воедино уральский сленг и диалектизмы, и начал проверять, насколько работающим является этот современный словарь.
Если вспомнить стремление Свердловской области стать Уральской республикой, вся эта история с собственным языком вполне могла бы себя оправдать. Но существует ли тот самый уникальный уральский диалект сегодня? Кто и когда его создал, и поймут ли нас москвичи с нашим «вывозить коляску»? Чтобы разобраться во всей этой истории, JustMedia.ru обратился к лингвисту, профессору филологического факультета Уральского федерального университета, автору нескольких диалектных словарей Марии Эдуардовне Рут.
Правильно говорить уральские говоры, именно во множественном числе, ведь даже на территории Свердловской области он далеко не один, их много, — поясняет лингвист.
«Урал — это «проходной двор». Мы не случайно располагаемся на границе Европы и Азии. Именно через Урал шло переселение народов, и он не был исконно русской территорией — здесь жили финно-угорские (манси, марийцы, удмурты, коми-зыряне и коми-пермяки) и тюркские (башкиры, татары) народы. Что касается заселения Урала русскими, это была прежде всего северная колонизация из Вологодской и Архангельской областей. Уже потом купцы Демидовы и Строгановы стали завозить сюда крестьян из Центральной России, чтобы они работали на уральских заводах. Вместе со скарбом они привозили на Урал свой говор, вот откуда берет свое начало эта пестрая языковая картина», — рассказывает Мария Рут.
Центральные говоры объединились вокруг Екатеринбурга (Богдановичский, Сысертский, Сухоложский, Полевской, Камышловский районы, города Первоуральск и Ревда). Однако диалектные особенности на этих территориях стираются ввиду активности городского населения, предпочитающего изъясняться литературным языком.
Юго-Запад и Запад представлен, к примеру, Артинским, Шалинским и Красноуфимским районами. В последнем, кстати, сохранились акающие говоры, то есть там говорят сродни москвичам.
Говоры Востока с его сельскохозяйственными районами — Таборинским, Тавдинским, Туринским и Ирбитским близки сибирским диалектам.
Говоры Севера Свердловской области — Ивдельский, Гаринский, Североуральский районы, являют собой, по словам Марии Рут, целую поэму, написанную под влиянием языков манси и хантов.
Прежде всего в уральском говоре прослеживается именно северно-русский след. Взять хотя бы географическую терминологию. Например, есть остановка Сагра на железной дороге в сторону Нижнего Тагила. В основе названия лежит древнее, очевидно, финно-угорского происхождения, слово согра – «поросшее лесом болото». На Урале (в соответствии с нашей горной спецификой) так обычно называют каменистую поросшую лесом горку.
«Слово куржа «иней» которое я впервые услышала от соседки по дому в Первоуральске Феклы Федоровны, а затем в экспедиции на Русском Севере — тоже финно-угорского происхождения, — делится с JustMedia.ru Мария Рут. — И сейчас можно услышать от стариков: «лес весь окуржевел» или «куржа на лес пала».
Слово няша «жидкая грязь» («В какую няшу ты залез!») — саамское слово, пришедшее к нам из говоров Архангельской области.
С Русского Севера пришло к нам и слово кулига «лесная поляна».
А уже тут, на Урале, наши русские говоры пополнились угорскими (чарым - «корка льда поверх снега», кулема – изначально «охотничья ловушка, а позднее — «неуклюжий, неловкий человек, который может и сам попасть в им же поставленную ловушку») и тюркскими (арема - «кустарник на заливном лугу», елань - «открытое безлесное место») словами.
По словам Марии Рут, в русских говорах, в том числе и в уральских, остается много старой лексики, связанной с ведением хозяйства. Со временем эти устаревшие слова исчезают из городской речи за ненадобностью, но в уральской глубинке еще встречаются: бастрик - «посох пастуха или палка, которую клали сверху на воз сена и привязывали, чтобы оно не рассыпалось по дороге; вехотка - «мочалка», а раньше просто старая (ср. ветхий, ветошь), уже ставшая мягкой тряпка, которой можно и посуду помыть, и со стола стереть, и себя в бане пошоркать; кросны или кросна - «домашний ткацкий станок»; обратка - «веревка, которую оборачивали вокруг рогов коровы, чтобы водить за нее животное»; русленник - «корыто, через которое процеживали сусло для домашнего пива».
Еще и сейчас бабушка может сказать внуку-помощнику, проспавшему все утро и собравшемуся окучивать картошку в самый дневной жар: «Теперь уж на поле нельзя — полудница стукнет по голове» (так называли мифологическое существо – страшную старуху, которая в полдень настигает и ударяет человека, решившего заняться работой в поле).
В народных говорах, в том числе говорах Урала, всегда много ярких образных слов: пластаться - «делать что-либо с полной (даже, может, с излишней) отдачей сил»; можно упластаться на работе (то есть переработать), пластать впереди всех на сенокосе, упластать в лес (бегом убежать), даже над уроками пластаться; очепуздывать - «есть много и с жадностью», баразгать - «водить бестолково руками и ногами», бузгать - «навалить, надавать чего-либо в большом количестве» («ты что себе столько в тарелку набузгал?!», «вот я тебе сейчас набузгаю!»), зачаврить - «запачкаться, стать слишком грязным» («Ой, ведра-то у тебя зачаврили как, не суйся с ними к колодцу!»), барсить - «громко, изо всех сил стучать» («что ты барсишь-то! Я не глухая!»), базанить - «орать во всю глотку».
Так из чего складывается уральский язык сегодня? Если обратиться к уже упомянутому нами сборнику «Слова Урала», можно найти в нем как устаревшую лексику, так и современный городской сленг. И в том, и в другом случае речь идет главным образом об экспрессивных словах, вроде барагозить – разговаривать с претензией на интеллектуальное или физическое превосходство, или шлындать – бродить, гулять.
Есть слова, которые уральцы позаимствовали из других языков и уверенно считают своими. Взять, к примеру, знакомое всем айда (предложение совершить прогулку или поход, «айда, прогуляемся вечером вдоль реки») — слово, которое могут не понять в Москве, но однозначно поймут там, где сильно тюркское влияние. Тот, кто хоть немного владеет английским, обязательно распознает в слове бэбать (переживать, бояться) корень baby (с англ. ребенок).
В разговорной речи мы нередко используем слова-сокращения или слова в переходных значениях: басик – от слова бассейн; ребзя, созданное на базе слова «ребята», (сродни слову «робя» – обозначающее в древности обращение к ребенку); мажик - производное от мажора — сын богатых родителей; ватокат - человек вяложивущий и прокрастинирующий (слово, вероятно, восходит своими корнями к уральскому промыслу катать валенки, только тут «не тот, кто промыслом занимается, а кто дурью мается»); моросить – нести чушь (мелко накрапывать, как дождь).
Известное по всей России вывозить коляску - решить проблему — это словосочетание, прославившееся вместе с хитом екатеринбургской хип-хоп группы Ek-Playaz. Возможно оно будет тем самым, чисто уральским?
На наш главный вопрос, можем ли мы похвастать перед москвичами или питерцами исключительно нашим словцом, понятным только жителям Урала, Мария Рут уверенно отрицает:
«Ну, разве что шаньга более-менее уральское слово, да и то шаньги пекут и сибиряки. Поверьте, на территории России всегда найдется область, где нас поймут, откуда-нибудь мы это слово да подобрали».
Просмотров: 28319
Автор: Виктория Озорнина
