Известный актер соврал в интервью Юрию Дудю.
Режиссер нашумевшего фильма «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» (лента получила гран-при на фестивале в Карловых Варах, — прим. ред) Александр Хант сегодня прилетел в Екатеринбург и пообщался с корреспондентом JustMedia.ru. Молодой режиссер открыто рассказал, чем его достал [надоел] Алексей Серебряков, о деле Кирилла Серебренникова, цензуре и поведении продюсеров, берущих деньги у Минкульта. Подробности в нашем интервью.
— После фильма «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов», получившего гран-при фестиваля в Карловых Варах, вы планируете снимать подростковую драму в Екатеринбурге. Сегодня вы приехали, чтобы уже осмотреть возможные площадки?
— Да. Это история про проблему подростковой жестокости. И у нее есть толчок в виде реальной трагедии псковских школьников, произошедшей в ноябре 2016 года и прогремевшей на всю страну. Они не были сумасшедшими. Это нормальные ребята, у которых просто был свой протест и желание отстоять какую-то свою свободу. Просто не нашлось человека, который смог бы стать мостом — соединить эту пропасть между родителями и детьми. Сейчас мы пишем сценарий с Дмитрием Соболевым (сценарист фильма Павла Лунгина «Остров», — прим.ред). Я начал проводить кастинг, для этого создана специальная группа ВКонтакте, где можно оставлять свою анкету. Тем, кого я выбираю, отправляю задания, они снимают видео. Дальше будем пробовать с ними делать сцены. Все это будет длиться до конца года. Сейчас я стараюсь сделать срез поколения и увидеть, как живут нынешние подростки, о чем они думают.
Мы планируем начать съемки весной 2019 года. Есть мысль снимать фильм полностью здесь, в Екатеринбурге. Надеюсь, что Свердловская киностудия тоже станет нашим сподвижником и поможет реализовать эту историю. Но я приехал сюда не только смотреть натуру. Дело в том, что независимость в кинематографе у нас сопряжена с тем, что ты снимаешь практически без денег. Такой опыт у меня был с фильмом по пьесе «Кастинг», который мы сделали всего за 9 смен практически на голом энтузиазме. Получив такой опыт, мне кажется, я могу дать полезные, точные советы ребятам, что им нужно делать. Поэтому 9 июня в 19:00 в первом павильоне Свердловской киностудии я буду проводить мастер-класс по партизанскому кинематографу (улыбается), когда нужно плюнуть на все и отчаянно двинуться вперед со своей идеей снять фильм.
— В работе со школьниками будете использовать какой-то другой метод. Отличный от того, что был в нашумевшем фильме «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов»?
— В «Чесноке» мы снимали в среднем по 5-7 дублей. Но я не уверен, что это тот подход, который нужен. Во время съемки подростков, у меня есть ощущение, что дублей будет значительно больше. Потому что их надо вообще выбивать из игры, погружать в обстоятельства. Это известный метод, когда актера изматываешь так, чтобы он перестал играть, а начал жить в кадре. Это простое средство заставить актера выйти из актера и стать уставшим реальным человеком.
— Новый фильм будет независимым? Без государственного финансирования?
— Это сложный вопрос. Я веду переговоры с разными продюсерами, у которых есть мысли по поводу государственных денег. Но это тоже пока непонятно. Главное, в любой ситуации настаивать, чтобы это кино было независимым, раз уж я берусь за этот проект. У меня в школьном возрасте тоже были проблемы: я был изгоем в классе, рос без отца. Я этих ребят (псковских подростков, — прим.ред) очень хорошо понимаю. Поэтому мне важно снять фильм таким, каким я его вижу. Мы сейчас стартуем с краундфайдингом на «Планете», чтобы найти какие-то средства. Ищем сподвижников и энтузиастов.
— Поговорим о принесшем вам известность фильме «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». В нем бесплатно снялся известный актер Алексей Серебряков. Как с ним работалось? Возникали трудности, конфликты?
— Серебряков меня достал, просто достал в какой-то момент. Но, зато с ним было меньше всего дублей (в среднем режиссер снимал по 5-7 дублей, — прим.ред). Алексей настолько потрясающий актер, что у меня вообще с ним не было ни одного плохого кадра. Он очень хорошо чувствует камеру и работает над ролью. У меня, наверное, просто не получилось выйти с ним на какой-то личный контакт. Чувствовалось, что ему что-то не нравится. Кажется, что он смотрел на меня, как на зеленого кузнечика, который случайно заскочил в кино.
Когда мы сняли фильм, у всех было ощущение, типа: «ну ладно, парень постарался, всякое бывает». Мне кажется, что Евгений Ткачук (известен по многосерийному фильму «Мишка Япончик» и новой экранизации «Тихого Дона», — прим.ред), что Алексей Серебряков, не ожидали того, что фильм получится. Но самое интересное, что не ожидал этого и я. Даже когда закончил работу над ним, казалось, что получилось совсем не то, чего я хотел.
Но, благодаря сценарию и моей усидчивости все вышло. Я шесть месяцев только перебирал монтаж. Даже продюсер, который давал мне время на это, уже подумал, что, наверное, я просто неадекватный. В итоге он постарался вмешаться в этот процесс, чтобы я закончил побыстрее. После того, как фильм был снят, я еще год над ним работал. Что вообще-то не так долго, но в нашем случае это было многовато.
— Была напряженность от ощущения, что вы дебютант?
— Да, дебютантами были я и еще оператор. Было ощущение, что опытные кинематографисты смотрели на нас, как на двух молодых «отлетевших парней». Но мы со всем справились, просто тянули свою лямку, вот и все. Но к фильму все равно у меня остались вопросы.
— Какие? Что бы вы изменили, если бы была возможность?
— Самый главный момент, который бы изменил. Я бы, все-таки, вынудил и добился репетиций от Серебрякова и Ткачука. Серебряков согласился сниматься бесплатно и поэтому, в общем, я как-то … (паузой режиссер дает понять, что ему было бы неудобно просить о репетиции известного актера, который снимается бесплатно). Он сказал, что и без этого все будет хорошо. А Ткачук был очень занят. Я сколько мог дернуть его с другими актерами, подергал. Если бы мы с ними сели, все проговорили, разобрали. Они могли бы сделать историю тоньше, точнее и характеры героев были бы больше раскрыты. Это такое мое признание.
— В интервью Юрию Дудю Алексей Серебряков говорил, что если бы вы «поработали чуть больше и послушали бы чуть лучше, то кино могло бы получиться гораздо лучше». Что предлагал изменить Серебряков?
— Серебряков невероятно хитрый человек (смеется). Все, что он сказал в интервью, я не могу сказать, что это было на площадке. Он мне повторял изо дня в день следующую вещь: «То, что написано в сценарии и что ты мне скажешь. Только это я сыграю и ничего больше, потому что это твоя работа». Могу сказать, что он не простой человек, у него есть свое мировоззрение и характер.
Он отстаивает свои мысли и философию. У нас был такой момент на площадке, когда он просто сказал: «а сейчас я сыграю смерть» (в интервью Дудю Серебряков утверждал, что его герой в конце умирает, — прим.ред). Это было удивительно, потому что никто этого не планировал. У нас был кадр, правда он не вошел в фильм, где Леха Штырь (герой Серебрякова, — прим.ред) умирает. Он просто в какой-то момент перестает дышать. В итоге я не оставил этого в ленте, потому что для меня это не логичная концовка для его героя. Но у Серебрякова было свое прочтение.
— А какое прочтение было у вас?
— Дело в том, что в жизни Чеснока не нашлась бы такая книга, прочитав которую он мог бы что-то о себе понять. Он бы не пошел к психологу, он бы сам собой заниматься не начал. С ним должно было случиться что-то кардинальное, что бы выбило его и заставило задуматься. Поэтому для меня не главное, куда в итоге поедет Чеснок. Моей целью было привести героя к возможности выбора. Буквально какое-то время назад он бы не остановился вообще.
Для меня было важно, что перед ним впервые за долгое время возникли более сложные вопросы: а куда он едет? кто такой отец? кто такой он и зачем вообще он это все делает? После того, как возникли все эти вопросы, не важно, куда он поедет — обратно к отцу или к себе в город, все эти вопросы с ним останутся. Важно, что Чеснок оказался в ситуации выбора. Это и есть финал.
— На производство «Чеснока» Министерство культуры РФ выделило 25 млн рублей. Цензуры не было?
— В моем случае была цензура сметы. Она меня ограничивала и вынуждала искать какие-то решения и выкручиваться из ситуации. Бюджет был 25 млн рублей на все производство. Мы всюду добивались каких-то скидок. На музыку — 150 000 рублей, практически вся она была бесплатной, либо за какие-то символичные деньги. А то, о чем вы спрашиваете, могу сказать, что я вообще не столкнулся с цензурой. Никто не возникал за спиной и не делал какие-то знаки, что это хорошо, а это плохо. Да и у меня история не за какой-то гранью, нет никаких политических подтекстов и тем, которые бы остро затрагивали общество.
— А продюсеры, которые ходят в Минкульт за деньгами, как себя ведут?
— Я чувствую, что у продюсеров, которые заходят в Минкульт или Фонд кино, и приносят оттуда деньги на фильм, их риск конвертируется в их страх. Есть ощущение присутствия у них боязни, что их там потом не погладят по головке, и на следующую картину бюджета они не получат. И то, это по моим наблюдениям не в «Чесноке», а в дальнейшей работе. Но, в этом, в принципе, тоже ничего страшного нет. Главное, чтобы не возникало самоцензуры, когда боишься острых углов, пытаешься их смягчить.
Ну, и у нас существует прокатное удостоверение, которое получить достаточно непросто. Оно само по себе уже ограничивает в выборе той или иной темы, сцены. Ты не можешь позволить говорить герою нецензурными словами. Даже сцены курения. Порой, в каких-то фильмах, это необходимость, а сейчас вообще стало каким-то вызовом. Сейчас приведу пример.
Как оператор я сделал второй фильм, он по пьесе Германа Грекова «Кастинг». В этой истории очень много мата, который нельзя было раскрашивать мягкими ругательствами. Когда был закрытый премьерный показ этого фильма мы заметили, насколько остро публика реагирует на присутствие мата в кино — это как-будто глоток воздуха. И после этой ситуации мы поняли, что фильмы, благодаря только мату, нашей публикой уже воспринимают на ура. Такого, я считаю, быть не должно.
— Какой гонорар вы получили за фильм «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов»?
— У меня была фиксированная сумма, которую я получил, когда закончил фильм. Мой гонорар в 1 миллион рублей растворился как вода в песке. Я делал кино два года. Если его (гонорар, — прим.ред) намазать на два года, получается очень тонкий слой. Я его даже не заметил. Периодически мне приходили деньги, я их тут же куда-то тратил.
— Не могу не спросить молодого режиссера. Ваше отношение к делу Кирилла Серебренникова?
— (вздыхает) Я, к сожалению, не в курсе всех подробностей этой ситуации. Но это выдающийся режиссер с мировым именем. Он так или иначе транслирует нашу культуру для зрителей других стран и создает представление о России. Не важно, нравится он кому-то или нет, он делает свое дело успешно. И этот человек сейчас сидит под домашним арестом. Я думаю, что это неправильно. Пока со стороны следствия не было ни одного заявления, которое хоть кого-то убедило, хоть кого-то заставило усомниться в его репутации. В нашей стране есть гораздо более достойные кандидаты попасть под арест.
— Среди моих знакомых достаточно людей, которые не посмотрев фильм, а увидев только название, говорят: «ржачный наверно». Вы на такой эффект рассчитывали, ведь снята социальная драма?
— В каком-то смысле мы на это и рассчитывали. Во-первых, не название делает фильм. Сам фильм вложил в это название уже некое прочтение. Но мы хотели, чтобы зритель погружался в эту историю про героев-подонков не через социальную драму и какие-то мрачные краски. Нашей задачей было найти контраст между этой темой и тем, как мы хотим ее рассказать. Чтобы зритель не вошел в этот мир ужаса и не сказал: «нет, у меня и так проблем выше крыши, я не хочу сидеть и мучиться еще и вместе с фильмом».
И название, и те ходы, которые мы придумывали, это как-раз тот контраст, который мне кажется даже более реалистичным. Когда встречаешь этих людей на улице (таких, как герои фильма «Как Витька Чеснок…», — прим.ред), я бы не сказал, что их переклинило, они злые и у них нет ни улыбки на лице, ничего. Эти люди достаточно позитивные, и это тоже жизнь. Когда я занимался сценарием фильма про тюрьму и исследовал этот мир, я понял, что там нет какого-то мрака. Там есть «нормальная» жизнь, просто нам она кажется не нормальной. Там у людей присутствуют все эмоции, они также радуются, грустят и переживают. Просто это все погружено в более жестокие рамки.
— У меня, когда я досмотрела ваш фильм, остался осадок «звягинщины». Как относитесь к этому режиссеру?
— Сейчас время какой-то разобщенности в нашем цеху (режиссерском, — прим.ред), все спрятались по своим углам. Мне кажется, это какой-то тупиковый путь для нашего кинематографа. Мы (режиссеры, — прим.ред) должны объединиться. А Алексей Звягинцев — человек, который в России больше всех известен как режиссер и получает успех, в том числе и на международных фестивалях. И через него другим открывается возможность найти путь для своего кино. Что касается личного отношения к Звягинцеву, мне не хочется заниматься критикой. Пусть этим занимаются киноведы.
— Давайте вернемся к вашему фильму-дебюту. Он про то, что 90-е возвращаются. Они, все-таки, возвращаются или на самом деле просто никуда не уходили?
— Я думаю, что возвращаются. Даже на примере своего родного города (Ханы-Мансийск, — прим.ред). У нас били стеклянные автобусные остановки. Политика у властей была такая: разбивают, но все равно ставим. И в какой-то момент их просто перестали бить. Я замечал изменения даже по своим одноклассникам. Ребята, которые были гоповатыми, такие пацаны с понятиями, стали нормальными, социализировались. Чувствовалась тенденция к переменам. Речь сейчас о 2000-х. А начиная с 2010 появилось ощущение, что все развернулось в обратную сторону, остановки снова начали бить. Они могли бы исчезнуть (90-е, —прим.ред), но на самом деле мы повернулись обратно.
— В кинокартине много рэпа. До работы над «Чесноком» вы слушали такую музыку?
— Очень редко и мало, а русский вообще не слушал. Даже не знал, что он стал настолько самостоятельным, самобытным. Мне казалось, что русские ребята просто решили поиграть в крутых рэперов. А потом я открыл для себя Хаски. В плане текста это очень сильный автор. Отдельно запомнилась группа «Красное дерево». Я переслушал море рэпа. Это было крутое погружение со всеми плюсами и минусами. С некоторыми рэперами стали хорошими приятелями и надеюсь, что с Хаски мы снимем клип. В общем, много планов на будущее.
Просмотров: 10500
Автор: Дарья Александрович