Ректор горного о «Pussy Riot», ежедневных праздниках и создании вечного двигателя.
В конце 2012 года Николай Косарев сумел переизбраться на третий срок на пост ректора Горного университета. Это ли не повод для интервью? Тем более, что борьба была жесткой, да и сам Косарев без каких-либо информповодов – личность интересная.
—Николай Петрович, в конце года мы традиционно подводим итоги. Для вас, наверное, главным событием года стало переизбрание на пост ректора?..
—Да не факт, что это самое главное. Жизнь идет и без выборов ректора, и ничего не кончается, после того, как этот срок наступает. Этот год в принципе хороший. 12 – мое любимое число. 12 месяцев в году, 12 апостолов, кратно 12-ти сутки. Все это супер. Я, как руководитель Горного университета, рад, что этот год был у нас стабильным в развитии, мы не обращали внимания на кризис, долги, нормально работали, зарабатывали деньги, учили студентов и развивались. А выборы, так они раз в пять лет происходят в каждом государственном вузе. Это не из ряда вон выходящее событие. Но впервые в горном университете выборы сопровождались вбросом непонятного черного пиара. Мы все время гордились, что Горный – университет особенный. Здесь есть свои традиции, свои понятия, если хотите. Эти понятия все время были предельно открытыми, честными, доброжелательными. Но иногда мы забываем позиции честности и справедливости, пытаемся как-то сподличать, оболгать друг друга и думаем, что это в принципе хорошо. Но это очень плохо, и я, как верующий человек, был удивлен тому, как вел себя наш оппонент. Зло никогда злом не побеждалось. Зло можно победить только добром. Поэтому мы не снизошли, чтобы принять адекватные меры, хотя можно было найти побольше и пожестче оценки. Что случилось, то случилось. Я рад, что коллектив поддержал меня, причем поддержал с достаточно большим перевесом.
—А каким были ваши первые выборы? Неужели не было такой предвыборной борьбы?
—Я третий раз избираюсь. В 2002 году были первые выборы, они были альтернативными и правильными. Предыдущий ректор, мой предшественник, по возрасту не мог дальше работать. Четыре человека претендовали на пост ректора, это был очень демократичный процесс. Мощная команда: первый проректор и три декана факультета. Выборы проходили в два тура, в первом туре 50 процентов плюс один голос никто не набрал. Но это было соревнование положительных качеств. У нас была договоренность, что кандидаты доказывают свое превосходство, а не чернят кого-то другого. Это были четыре мощных деятеля. Все профессора-доктора, все с конкретными результатами работы. Я в то время заведовал кафедрой горной механики и был деканом факультета дополнительного профессионального образования. Этот факультет один из немногих тогда зарабатывал деньги. Я успешно построил на этом свою тактику – мы независим от бюджета, развиваем университет, платим зарплату. Во второй тур вышли два человека – бывший первый проректор Виктор Гордеев и я. Там я победил. Но после того, как меня утвердили ректором, все эти три человека получили ключевые посты в университете. Первым проректором стал Михаил Носарев, Александр Талолаев стал проректором по научной работе и Виктор Гордеев стал деканом самого крупного факультета – горно-технологического. Они стали первыми руководителями университета, потому что они были лучшими. Я понимал, что не надо никого прессовать, увольнять. Не было такого, что появились рядом личности и ректор должен с ними бороться. Через полтора года мы стали университетом, хотя до этого были академией, подняли статус. Мы сформировали мощную команду, в которую вошли лучшие люди, большинство из которых работает и сейчас. Мощная команда плюс демократически избранный ректор - не дурак привели к очень хорошим результатам.
—А как удалось добиться таких изменений?
—Все зависит от настроя команды. Мы были настроены побеждать. У старой администрации была политика: кабы что не вышло. Прошел день, ничего не случилось, ну и бог с ним. А мы как-то стремительно вошли в процесс с установкой победить. Аккредитация, которой подвержены вузы – сложный процесс с большим количеством показателей. Нам нужно было каждый показатель подтянуть. Пять показателей из тринадцати не соответствовали норме. Мы сосредоточили свое внимание на них. Это были достаточно сложные показатели. Например, в год мы выпускали два учебно-методических пособия. А для того, чтобы соответствовать показателям, надо было дополнительно выпустить 45 учебников. Мы нагребли мешок разработок и приехали в учебно-методическое объединение в Москву. Председатель УМО посмотрел на эту коробку и сказал: «Нам читать некогда, дайте их списком». Мы отставали по защитам кандидатов наук. Собрали научных руководителей, оставался месяц до аккредитации, и сказали жестко: «47 человек - личная ответственность».
Аккредитацией вузов занимается федеральное агентство по контролю в сфере образования. Тогда было очень много домогающихся, причем приходили с письмами от губернаторов, чтобы закрыли глаза на некоторые несоответствия показателям. Когда мы привезли эти документы, я зашел к руководителю. Он говорит: «Николай Петрович, к вам никаких замечаний нет, идите в ресторан. Мы уже приняли решение, что вы университет». Я тогда написал телеграмму Росселю, но к сожалению не получил ответа. Видимо, системе было все равно. Но для коллектива это был большой стимул, коллектив поверил в свои силы, в команду, в ректора.
Мы взяли курс на зарабатывание, на стратегическое партнерство с работодателями, начали продавать студентов. Старались не распределять, а делать так, чтобы работодатель деньги платил за наших выпускников.
—Вас называют ректором-реформатором. Какие реформы для вас самые главные?
—Мы изменились в разы. Но жить в эпоху перемен и не соответствовать им было бы неправильно. Реформа образования до сих пор идет, и мы не знаем, когда закончится. За этими реформами надо успевать. У нас девиз: делать сегодня то, о чем другие будут думать завтра. Я считаю, что в этих вузовских реформах идет реформирование всего образования. Начальное образование закопали уже, и со средним могут кончить очень быстро. Но вузы, конечно, останутся. Потому что все хотят стать академиками. Не будет бюджетных мест, будут платить. Почему-то у родителей бытует мнение, что ребенок состоялся, только если он учится в университете. Если он талантливый рабочий, значит все плохо. В этих реформах надо было уцелевать и показывать результаты. Мы их и показали. У каждого университета свой путь. В период разрухи, в период отсутствия денежных средств, я собрал у себя в кабинете старейшин, и мы начали обсуждать вопрос восстановления храма. Многие отнеслись скептически. А храм – наша историческая реальность. Он был построен в 1870 году, в 1926 году его разрушили. У меня все время была мысль вот этой исторической идентификации горного инженера. Надо было решить главную проблему – кто мы? Мы ее решили. Мы подняли документы в госархиве РФ, и нашли учредительные документы, подписанные императором Николаем Вторым. Мы стали не 18-года прошлого века, а 14-го года происхождения. Когда мы опубликовали эти документы, было очень много поздравлений историков и очень много визга представителей всяких социалистических дел, которые били себя в грудь и говорили, что горный произошел от классического университета в 1918 году согласно декрета Владимира Ильича Ленина. Это тоже очень важный момент, сказать, кто мы.
В храме у нас была административно-хозяйственная часть, прогнившая, с деревянными перекрытиями, с крысами, с тараканами. Разваленный сарай, которому 150 лет. Нам бы никогда не дали денег на капитальный ремонт. Поэтому обратились к выпускникам. Этот храм Николая чудотворца знаменит тем, что когда царь отрекся, почта запоздала, и в нем служили литургию еще два дня. Восстановление храма благословил патриарх Алексий. Эта цепь событий как-то всколыхнула студентов и преподавателей, хотя были и отрицательные мнения, ведь мы 70 лет были в атеизме. И вот с восстановления храма как-то стало все слагаться хорошо. Социум в горном университете стал совершенно другой. Мы начали ремонты основных зданий, и в этих ремонтах попытались сделать дворцы. У нас исторические здания, мы не имеем права изменять фасады, а внутри сделать храмы и дворцы мы смогли. Я 21-й ректор, за почти сто лет ни один ректор не подумал о том, что можно отремонтировать эти здания. До того дошли, что рамы держались только на краске. Внутри древесина сгнила, и остались только 30 слоев краски. Начав с внутренних собственных преобразований внутри себя, мы пришли к тому, что начались преобразования внешние. Появились украшения, цветы, мы стали требовать от студентов элементарного – не курить, снять головной убор, почистить ботинки на входе. И все это начало работать на университет. Пока другие университеты зарабатывали деньги, и пытались поставить в сараях компьютеры, мы немножко замедлились. Но я всегда считал, что высокие технологии нельзя делать с дырявой крышей. Такими темпами на ремонты и сигнализацию мы истратили 154 миллиона за пять лет.
Хорошо, что мы создали свой социум. Родители специально ведут к нам своих детей, потому что у нас безопасно, у нас нравственно. Мы знаем каждого студента. Я иду по зданию или по улице, иногда без формы, в штатском костюме, со мной здоровается каждый студент. Это показатель того, что ректора знают. Однажды меня остановила около университета бабушка и сказала: «Николай Петрович, вот вы по телевизору рассказывали о способе засолки селедки, я засолила на прошлой неделе селедку, такая вкусная получилась»! Ректор сейчас и ректор пять лет назад – это небо и земля. Если раньше ректор сидел и расписывал, кому сколько карандашей или резинок дать, то сейчас совсем другие задачи. Надо менять психологию людей, менять устои, менять отношение преподавателей к своей работе. Многие не понимают, считают, что должность ректора – это зарплата запредельная и множество благ. Оказалось, что у дамы, которая на выборах заявила, что у нее зарплата 8 тысяч рублей, на самом деле получает 18 тысяч рублей. А у доцента, который бил себя в грудь и говорил, что получает 14 тысяч рублей, на самом деле получает 46 тысяч рублей.
—И какова судьба этих сотрудников? Они уволены за клевету?
—Нет. Я же прощаю. Дама, ее зовут Светлана Бабченко, пришла ко мне на следующий день, как мы договорились. Я показал ей справку из бухгалтерии, она была очень удивлена и сказала: «А разве премия входит в фонд оплаты труда»? Ложь, попытки очернить свой университет – это очень плохо. Я не могу представить, как человек, который не меня мазал дерьмом, а коллектив, может рассчитывать на то, что люди его поймут.
—Кто же были те 35 человек, которые проголосовали против вас?
—Действующая власть очень специфична. С одной стороны мне легко, потому что очень хорошие результаты, и мне смотреть в глаза людям не стыдно. С другой стороны, найти, за что критиковать очень просто, потому что оппонент идет только на словах. Всегда радостно, когда у соседа корова сдохла. И так же приятно нарисовать что-нибудь ректору в бюллетене. Но счет положительный. Две трети проголосовали за действующего ректора, это высокая оценка.
—Мы заговорили о реформах. Пожалуй, одна из главных ваших реформ – открытие теологического факультета в Горном университете. Зачем он вам нужен?
—В 2002 году у нас было 20 специальностей. Это был узкоспециализированный горный вуз. Когда произошла реструктуризация экономики, горные предприятия перешли в руки частников. А частнику не нужны кадры, он считает, что того, что есть, лет на 10 хватит. Так что в 2002 году выпускники университета были не очень нужны. У меня тогда уже была мысль, что мы заложники этой системы, что инженеры с хорошей подготовкой не будут нужны никому. Нужны экономисты, менеджеры, туристы… И мы взяли курс на расширение номенклатуры специальностей университета. Сейчас у нас больше 150 специальностей. И мы начали смотреть, какие же специальности около Горного. Государственный, городской и земельный кадастр, экологические специальности. Во многих вузах закрывают военную кафедру. Моя позиция – на базе военной кафедры сделать факультет гражданской защиты. И на гражданских специальностях дать возможность ребятам надевать военную форму после окончания учебы. Но в душе чего-то не хватало. Веры. А кто веру изучает? Какая специальность? Теология. Это светская специальность.
—А кого тогда готовит факультет?
—Педагогов-теологов. Они могут работать заместителями директора по воспитательной работе в школах. Сейчас нету института замдиректоров по воспитательной работе. Потому жалуются, что школьники плохие: курят, наркоманят, не слушаются. Да мы сами низвергли этот институт. У нас никто их не выпускает, а Горный начал выпускать. Могут работать заместителями глав администраций, которые курирую межнациональные, межрелигиозные отношения. Национальные конфликты происходят из-за того, что нет квалифицированных людей, которые рулили бы эти конфликты. Когда в школах решили запустить курс «Основы религиозного воспитания и светской этики, оказалось, что нет преподавателей, которые будут читать эти курсы. И тогда владыка Викентий, это мой духовник, обратился с просьбой провести на базе Горного семинары для педагогов. Когда мы решили делать такой факультет, сразу решили делать не только православие, но и ислам.
Что интересно, процесс открытия непрофильных специальностей очень долгий. Обычно год–два. Мы открыли эту специальность за два месяца. Был последний день работы федерального агентства по образованию, на следующий день печать не действовала. В последний день мы собрали семь подписей и успели до конца рабочего дня поставить печать агентства. Это удивительное дело. Просто в агентстве по образованию нам попалась очень мудрая верующая женщина, которая за руку нас провела до начальника, подписала все, поставила печать и сказала: «В добрый путь».
К нам приезжал митрополит Илларион, чтобы участвовать в прослушивании оратории «Страсти по Матфею», которую он сам написал. Мы ехали в машине – я, он и митрополит Кирилл, который к тому времени возглавил кафедру. Илларион говорил: «Правильно вы сделали, уважаемый митрополит Кирилл, что возглавили кафедру. Я тоже подумаю». И через две недели сообщение: митрополит Илларион в Московском инженерно-техническом институте (это ядерный институт!) создал и возглавил кафедру теологии. Ну вот как это объяснить? Делать сегодня то, о чем другие будут думать завтра! В ноябре в Москве патриарх на совещании с министерством образования и администрацией президента объявил о положительном опыте Уральского государственного горного университета , она сказал, что это положительный опыт гармонизации отношений между народами. Это не то, как маркшейдера научить приборами обращаться. Это внутренне содержание людей , которое мы формируем, как нормальное общество счастливой страны. Роль Горного университета велика. Раньше исламисты ездили учиться в Эмираты и возвращались оттуда с идеологией экстремизма. Мы приняли 15 человек на ислам и еще есть желающие. А ведь они учатся не за бюджет, а за свои кровные деньги. Меня критикуют, что мы бюджет отдали неграм, отдали не теологию. Да вовсе нет. Они за свои деньги получают образование. Но мы готовим представителей нашего представления от этой веры. Они пойдут в школы, они будут проповедовать идеологию, которую мы им будем преподавать. Это даже прокурор понимает.
—А как уживаются теологи и горняки?
—Супер! Я их иногда провоцирую. У нас есть теологи и геологи. Геологи придерживаются эволюционной теории развития, а теологи - божественного происхождения. Я им говорю: «Покажите мне хоть одну обезьяну, которая стала человеком. А вот человек в обезьяну может превратиться». Если он не будет творить и мыслить, он будет обезьяной, и таких примеров очень много.
—А казачество? Еще один ваш проект, зачем он нужен в современном обществе?
—Мы постоянно говорим о духовно-нравственном, патриотическом воспитании. Но как сделать граждан страны патриотами, когда кругом «Наша Раша» вместо России, козлячий факультет вместо казачьего? Мне иногда говорят, что западные идеологи ставят задачу сделать так, чтобы россияне перестали петь народные песни. Для этого давайте прискоки, притопы, пусси райоты, чтобы человек забыл народную песню. Вот казаки поют народные песни. Я сам играю на баяне и пою народные песни раза два-три в неделю. Но перед этим, правда, надо немножко с друзьями разговеться. Но это, как говорится, тоже традиция. Так вот, казаки – это тоже традиция. Я думаю, что они свое слово еще скажут, если честно. Для них вопросы патриотизма, преданности служения отечеству очень важны. Мы создали центр казачьей культуры в горном университете. Он собирает и сохраняет фольклор. Мы в 2011 году стали победителями войскового смотра УрФО, нас пригласили в Москву на гала-концерт, и на сцене Большого театра наши студенты получили гран-при. Для меня, как для ректора, очень важен имидж университета, потому что он определяет очень много. И в Москве, когда я иду в министерство образования, и здесь, когда я иду к губернатору, и перед людьми, которые хотят сюда привести своих детей.
Года полтора назад к нам пришла прокуратура. У нас висят три флага – России, области и университета. Они говорят: «Снимай флаг РФ». Я говорю: «С какого дуба рухнули»? Они: «Закон не позволяет, только на административные здания. Ну или когда праздники, можно вешать». Я написал, что у нас 365 дней в году праздники. Прокуратура ушла, мы флаг не сняли, хотя другие вузы сняли. А у американцев на каждом доме флаг. А исподволь это формирует у молодых ребят мировоззрение.
—За все эти реформы народ называет вас не столько ректором, сколько пиарщиков. Не обижаетесь?
—Мне это очень нравится. Ректор должен быть эпатажным, харизматичным, заточенным на успех. Яркой личностью должен быть. Если попадаются серые мышки, от этого университеты страдают. Есть такой удивительный парень Иван Колотовкин. Приходит ко мне и говорит: «Давайте сделаем самый большой пельмень в День народного единства». Начали раскручивать. Пригласили националов в Зеленую рощу, они в присутствии студентов сварили свои национальные пельмени: манты, хинкали, вареники. А мы в это время подогнали грузовик, купили 20 килограммов теста, 30 килограммов фарша. Специальную кастрюлю заказали на заводе РТИ. Как его варить? Взяли шесть слоев марли. Сделали двухметровый каток, раскатали. Зарядили фарша, слепили. Пригнали кран, опустили краном, чтобы он не прилип к кастрюле. Начали варить. Сделали целую систему подпитки дров, чтобы тепла хватило. Полтора часа варили. Студенты говорят: «Все, давайте будем вынимать». Вынули – сырой. Опять погрузили. Еще час варили. Этот пельмень в книге рекордов Екатеринбурга. 56 килограммов. Это студентам никогда не забыть и мне тоже. Эти мероприятия в университете должны быть. А их может придумать только творческий человек.
Мне все эти десять лет было приятно, что часто я генерировал все хорошие дела, которые были в университете. Вот сало с чесноком. Эпидемия, все вузы прекратили работу. А мы каждое утро делали пять тысяч бутербродов с салом, чесноком и черным хлебом. Студент идет на занятие – обязательно съешь. Мы занятия не остановили, хотя Роспотребнадзор слал телеграммы. Оштрафовали меня на тысячу рублей в конце концов. Но я говорил: «У нас 2500 студентов проживают в общежитиях. Мы их загоняем в резервацию, что там будет? Здесь-то они хоть проветриваются, а там что делать с ними? Чихнет кто-нибудь, и все. Мне тогда позвонил министр здравоохранения и сказал: «Ты что делаешь? Если у тебя там какой-нибудь случай, все, тебе труба». Но у нас своя поликлиника, и я каждый день отслеживал динамику. Не было никаких всплесков. Поэтому я рисковал, блефовал, но зато занятия сохранили. А приостановить занятия – это надо из каникул убрать.
—Вот на выборах сказали, что без сильного ректора вас мгновенно поглотит УрФУ. Почему вы так этому сопротивляетесь?
—Да не факт вообще, что поглотит. Но вопрос самостоятельности очень важен для каждого университета. Там, по сути, остается все так же, только деньги другой дядя считает. А на другого дядю кто согласится работать? Я считаю, что федеральные университеты должны были создаваться не за счет слияния вузов, а за счет развития мощных научных школ. Вот есть мощная школа УПИ, не надо ее объединять с другими вузами. У вуза есть свои положительные дела, иногда и больше, чем у мегауниверситета. Мы дружим с мегауниверситетом в Анабе в Алжире. 50 тысяч студентов, отдельные студгородки – горный, медицинский, экономический. Неинтересно нам у них. Они сюда приезжают учиться на Урал. Отправили мы туда однажды студентов, ну позагорали они. С другой стороны, горняков боятся. Мы специфический очень народ, поэтому не надо с нами связываться.
—Кроме прочих регалий вы являетесь доверенным лицом Президента. Что дает вам этот статус? И как планируете выполнять указы Путина?
—Этот статус очень важен для ректора. Мне понравилось, что Президент решил распространить институт доверенных лиц на весь период своей деятельности. Он просил нас выступить проводниками и контролерами его предложений на местах. Иногда высшая власть принимает хорошие решения для людей, но идет блокирование на местах в силу алчности или непрофессионализма. И хорошие решения не доходят до народа. И это порождает у народа неприязнь к власти. Президент попросил нас осуществлять обратную связь с мест, как эти проекты реализуются. Два раза в год будут встречи с первыми лицами страны – министрами, администрацией президента, законодательными ветвями власти, перед встречами с президентом. Это очень положительно. Потому что помогает решить многие проблемы. Например, попасть к министру образования не каждый ректор может. У доверенного лица такая возможность есть. Я с Дмитрием Ливановым встретился в кулуарах, задал ему два вопроса и получил два ответа. Не факт, что они меня удовлетворили, но, по крайней мере, прецедент есть. Это мощный лоббистский подход. Важно, что мы на местах иногда лучше представляем. Взять тот же закон об образовании, который три года мусолят… Появляется возможность воздействовать на эти процессы. Но лично для меня ничего, кроме дополнительных хлопот, нет. Как гражданин и человек ничего не имею. Некоторые доверенные лица попросили у Путина удостоверения. Он ответил: «Вы потом машину и секретаршу попросите». Поэтому здесь больше обязанностей.
—А с местными властями как отношения складываются? За то время, что вы возглавляете Горный, сменилось три губернатора, четыре полпреда, и со всеми вы находите общий язык. За счет чего?
—Горный – университет государственников. Я участвовал во многих проектах губернаторов, никогда не отказывался, хотя понимал, что никто особо ресурс не даст. Но это опять же важно для имиджа. Допустим, я участвовал в выборах в Заксобрание, мы объехали там всю территорию – Качканар, Тура, Лесной, Красноуральск. Сейчас оттуда все хотят поступить в Горный. Много проектов запустили. И не важно, выбрали меня или нет. Я даже рад, что не выбрали, потому что не представляю себя в Заксобрании. С моими убеждениями и с моим вольнодумством мне было бы очень трудно. Поэтому я совесть свою сохранил.
—Значит ли это, что вы не будете участвовать в выборах в гордуму в следующем году?
—Поживем – увидим. Но лично я за то, чтобы конструктивные люди приходили во власть. У меня все друзья. Но есть вот Альшевских какой-то. Взял и пожаловался на меня в министерство образования по поводу студентов, которые якобы живут в нечеловеческих условиях. От какой он партии, я не знаю.
—Коммунист.
—Коммунист? Так вот, я бы не хотел, чтобы он с горняками встретился где-нибудь. Пишет везде, поборник прав и свобод. В общежитие пусть придет и посмотрит, как студенты живут, в каких очень хороших условиях. Такие люди кроме зла ничего не делают, хотя считают себя заступниками народа.
—Кстати, по поводу общежитий. Слышал, что в Москве лежит проект на реконструкцию студгородка.
—Проект на реконструкцию нашего городка уже готов лет семь. Но когда избрался Президентом Медведев, он тут же издал закон о запрещении строительства на федеральных землях. У нас своих денег нет, мы нашли инвестора, который готов был вложиться в реконструкцию городка за клочок земли, который у нас освобождался. Там предполагалось сделать торговый центр с переходами в метро. И мы договорились, что они сделают многоэтажные вставки между существующими общежитиями. Наши общежития 40-50-х годов, они сейчас не соответствуют никаких требованиям. Они большие в плане и малые по полезному содержанию. Мы вложили 154 миллионов за пять лет в ремонт учебных корпусов, но если сейчас денег не получим, это будет тянуть нас все дальше и дальше. Эту проблему должно решать правительство РФ, поскольку мы федеральный вуз. Без федеральных денег этот вопрос не решить. Ну вот, сейчас переизбрали, одной из главных задач будет решить этот вопрос.
—В начале нашей беседы вы сказали, что 12 – ваше любимое число. Но дальше идет 13-й год, для суеверных людей число несчастливое. Какие планы на этот год?
—Я не очень обращаю на это внимание. Тринадцать плюс два - пятнадцать. Тоже хорошее число. Если бы все определялось суеверием… Мы работаем, не важно, в каком году. Команда остается, я знаю, в чем проявить дополнительную эффективность. После Нового года соберемся, обсудим все эти моменты. Нормальные процессы идут, мы создаем много малых инновационных предприятий. Это будет основной тезис нашей деятельности. Интегрируемся с другими вузами – с УрФУ в их технико-внедренческих делах, с УрГУПС – по созданию новых фундаментальных прикладных технологий. Подробнее не буду говорить, но существует группа математиков и аэродинамщиков, которые решают вопрос удивительных дел, в том числе создания вечного двигателя. В 13-м году будет много работы, связанной с подготовкой к аккредитации вуза в начале 2014 года. И устойчивое развитие продолжить. Я хотел бы, чтобы зарплата за пятилетие увеличилась в два раза. Вот через пять лет придете ко мне – а у нас 80 тысяч рублей средняя зарплата.
Просмотров: 10319
Автор: Евгений Катыхин