«За мешок картошки могли сильно избить, голодуха страшная была». Одноклассники Глеба Панфилова и Владимира Демьяненко о жизни в Свердловске в годы войны

«Жили все во время войны скромно. С продуктами было очень плохо. Кругом у домов грядки. За мешок картошки могли сильно избить. Варили суп с капустой и крапивой, делали чипсы из кожуры картошки, жевали жмых. Единственной маленькой радостью тогда были половинки булочек, посыпанных сахаром, которые нам давали после физкультуры». Такой помнят жизнь в Свердловске в годы войны выпускники гимназии №37 Рель Матафонов, Виктор Панов и Виктор Чудновский — одноклассники актера Владимира Демьяненко, режиссера Глеба Панфилова и художника Германа Метелева. Всем им, когда началась война, было не больше семи лет.

Матафонов Рель Петрович, выпускник гимназии №37 1949 года, кандидат технических наук, ученый, работавший с выдающимися конструкторами, в том числе с самим Сергеем Королёвым, один из разработчиков системы стабилизации ракет военно-морского флота и системы космических кораблей («Союз 2»).

Я родился 1934 году. В 1941 году мама проводила отца Петра Ивановича на фронт с Площади Обороны, но домой он так и не вернулся. 8 мая 1945 года немцы взорвали радиофугас, в котором было 22 офицера, в том числе мой папа – капитал 3-го ранга. Он работал в трофейной бригаде, где занимался изучением немецкого оружия. 9 мая он скончался. Похоронили его в немецком Шенберге Германии, а затем эксгумировали. И с тех пор я все время искал его. В 1985 году мне дали справку, что его перезахоронили в Польше. Мамины браться-танкисты, которые воевали все четыре года, нашли могилу моего отца. Но мама до самой смерти не верила, что его больше нет. За годы войны она привыкла находиться в состоянии постоянного ожидания, и поэтому до конца была уверена, что его могли взять в плен.

Мама Лидия Григорьевна, конечно, героиня, воспитала нас, дала нам высшее образование. Она жила ради нас. Работала инженером-плановиков в «Уралугле», а когда началась война, решила быть поближе к моим младшим брату Петру и сестре Инне и устроилась музыкальным работником в детский сад и ясли. Потом была заведующей детскими учреждениями. Я как самый старший возил по утрам брата и сестру на санях в детский сад.

Вместо сахара употребляли сахарин и от него хотелось в туалет, поэтому ночью мне приходилось водить туда брата и сестру. Выключатель был высоко, и я не мог до него достать. Приходилось вставать на приступ у дверей и максимально вытягивать руку. Только так мог включать свет. 

Наши родные старались, помогали нам. Спасал свой огород. Он достался матери в наследство от отца Григория Афанасьевича, который был награжден Василием Блюхером именной шашкой за организацию Красной Армии на Урале. Этот огород кормил нас и наших соседей. Мы научились делать чипсы из кожуры картошки. Последнюю жарили на соли, масла не было. Саму картошку жарили на воде до такого состояния, что получалось почти пюре. Картошка была нашим спасением.

Родители родом из Билимбая. Там у нас были родственники – мамин брат. Он всегда брал нас городских дистрофиков летом к себе. Хотя колхозники сами в годы войны сильно голодали. Дядя научил нас собирать грибы, ягоды, кедровые шишки. Мы привозили в город мешками сушеную малину, которую клали в чай вместо сахара, и сушеные грибы. 

Возили из Билимбая и картошку. Помню, в 1944 году поезд от станции отходил в 5:00. Родственники жили в центре, и до вокзала надо было идти через сосновый лес 3 км. Вот вставал в 4:00 и шел, страшно, конечно, было. За мешок картошки могли сильно избить, голодуха страшная была. В поезде ложился на самую верхнюю полку, потому что и там могли напасть и еду отобрать.

Вообще в годы войны все газоны у домов были перепаханы и превращены в грядки. У нас тоже была своя на Ленина, 54, где мы садили картошку. У дома еще стояли лиственницы. И каждую весну дети бросали в деревья металлические палки, а потом жевали лиственницу. Помню, варили суп с капустой, с крапивой. Научились делать тянучки-конфеты, если удавалось раздобыть сахар. Разваривали его, и через гвоздь таскали сахарное тесто. Потом резали на отдельные штучки и получались конфеты.

Продукты в магазинах давали по карточкам. Так как у нас в семье было трое детей, то мы старались сэкономить хлеб, чтобы затем обменять его на базаре на масло или какие-то другие дефицитные продукты. Картошку не продавали никогда, самим ее не хватало.

С одеждой было очень тяжело. Мы собирали ее для тех, кто был слаб.

Родственница из Билимбая жила в нашей квартире. Она работала медсестрой в госпитале №414 на 7-м этаже Дома промышленности. Она меня как-то туда водила, чтобы я почитал стихи, попел песни. И я пел: «Шел отряд по берегу» и читал вот такие стихи: «Бабушке Варварушке я связала варежки. Думала-подумала, ей дарить раздумала. Отошлю на фронт бойцу. Вдруг достанутся отцу! Будет рад и он, и я, и Варварушка моя! Ну, а если не отцу, так другому храбрецу». И так получилось, что в 1943 году я читал в этом здании стихи, а в 1957 пришел сюда на работу в НПО автоматики.

В 1941 году пошел в школу. В №37 сначала не попал, потому что там размещался эвагоспиталь. Учился в школе №38. Помню, как в первом классе нам давали там чай с желтым тростниковым сахаром. Это очень приятно вспоминать. Когда в 1943 госпиталь ликвидировали, то нас перевели в гимназию №37. Здесь организовывали отряды тимуровцев. Я был командиром по нашему классу. Мы организовывали сбор вещей, продуктов. Пожилым учителям, у кого почтовое отопление было, пилили дрова. Приносили в школу все, что могли, чтобы помогать друг другу. Нас воспитали, что необходимо заботиться о ближних.

Безотцовщина – это детская травма, которая остается с тобой на всю жизнь. И нас таких, у кого отцы так и не вернулись, было очень много. Поэтому многие, в том числе и я, видели отца в преподавателе математики Георгии Иванове или просто дяде Жоре. Он вернулся с войны в гимнастерке, сапогах с сумочкой офицерской. Прекрасно знал математику и вел по ней кружок в Свердловске.

Классный руководитель Валентина Корунова – это вторая мать. Мы потом подружились с ее семьей. У нее тоже, как у моей мамы, было трое детей. Она вместе с ними жила в комнатке в здании Мужского хорового колледжа на Ленина, 13. Там тогда было печное отопление, и мы помогали пилить дрова, да и просто по хозяйству.

В моем классе учились около 25 человек. Все ребята изумительные. Так, один академик, другой – доктор наук, который выучил наизусть всего «Евгения Онегина», третий – известный артист, четвертый – разработчик ракет. Каждый – выдающаяся личность. Но особенно близко я дружил с художником Германом Метелевым, режиссером Глебом Панфиловым, скульптором Сергеем Мочаловым, актером Александром Демьяненко. У Сашки был очень звонкий голос, его всегда с удовольствием слушали. Я был председателем совета дружины школы, а он председателем отряда. У нашего выпуска было три золотые и три, в том числе у меня, серебряные медали. Что сказать, гимназия №37 сделал из нас людей.  

Несмотря на то, что мы все хорошо учились, не скрою, что хулиганили (улыбается). Так, последний урок проходил в темное время. Мы вворачивали лампочки с мокрыми промокашками, и когда те высыхали, свет гас. И нас отпускали домой.

По Первомайской ходили грузовики, груженные жмыхом. Мы караулили машины, запрыгивали в кузов и бросали плиты, здоровые такие. Те падая, разбивались, и мы тащили этот жмых в школу и кормили им детей. Но съесть его было невозможно, только пожевать.

Когда 9 мая 1945 года сообщили, что война закончилась, то вся школа побежала в Дому офицеров.

Виктор Иванович Панов, выпускник гимназии №37 1952 года, российский ученый, доктор технических наук, изобретатель и рационализатор. Виктор Иванович руководил сборочно-сварочными работами при изготовлении памятника Г.К. Жукову, монумента основателям Екатеринбурга, трех памятников А.С. Пушкину. Автор более 140 научных трудов, 30 авторских свидетельств и патентов.

Несмотря на свой юный возраст, я прекрасно помню начало войны. В этот день была массовка на озере Шарташ с патефоном и примусами. Был очень теплый день, и тут мама сказала: «Война началась». И толпа начала таять. От войны у меня осталось ощущение холода и голода. Даже летом как-то было холодно, наверное, это от недоедания. У меня две дочери. Не дай Бог, когда они садились за стол и в тарелке что-то останется или кусочек хлеба. Моя жена сразу говорила: «Сейчас папа в бешенство придет».

Свердловск в годы войны был какой-то снежный и затемненный. Запомнилась такая картина. Женщина стояла курила самокрутку и бросила окурок на первый снег. Я стоял долго смотрел на этот не потухший огонечек. Потом поднял его с земли, затянулся. Слезы пошли, закашлял. И с тех пор я не курил.

Дома тоже какая-то полутьма. Все эти коптилки, лампадки с фитилем. Ими особе комнату не осветишь. И вот сидит у этой лампадки мама такая грустная. Я спрашиваю: «Мама, чего ты такая грустная?». А она отвечает: «Ой, Витя, тоска меня берет». А мне не тоска слышится, а доска. И вот представлялась мне какая-то необрезанная доска.

Когда поступал в школу №37, то надо было прочесть, что было написано на театральных билетах или билетах в кино. Я, конечно, прочитал, но долго ответить не мог. Потом сначала сказал, какой ряд указан в билете, потом еще что-то и меня записали в школу. В классе у нас было 45 человек. Во все времена школа пользовалась успехом. Так, на вступительных экзаменах в УПИ сдавал физику и мне говорят: «Отвечаешь, либо на 5 «-», либо на 4 «+». Какая школа?». Я говорю: «№37». А мне в ответ: «Тогда 5».

Жили все во время войны скромно. С продуктами было очень плохо. Кругом у домов грядки. Даже вокруг школы был большой огород. На Генеральской тогда располагались огромные огороды, где были: репка, редька, картошка. И мы туда часто с мальчишками лазили.

Я помню, что мне, как сыну погибшего, дали костюмчик «из чертовой кожи». И когда мы в очередной раз полезли в этот огород, то я костюмчиком этим зацепился за гвоздь в заборе. И сторож совершенно спокойно разрядил в меня солью. Костюмчику ничего не сделалось, а вот мне очень долго потом было больно сидеть.

Скидывали плиты жмыха с грузовиков, которые ездили по Первомайской, около школы. Те разбивались, мы хватали этот жмых и несли в школу. А его жуешь-жуешь, потом устанешь и товарищу передашь. Не съесть его было.

Во второй половине апреля 1945 года, когда брали Берлин, каждый вечер в 21:00 было выступление по радио. И кто-нибудь всегда выскакивал из подъезда и кричал: «Наши Берлин взяли». И хотя мы знали, что еще ничего не взяли, мы все равно кричали «Ура!».

9 мая 1945 года было холодно. Помню, соседка с пятого этажа бегала по подъезду и стучала в каждую дверь, кричала: «Что вы спите, война закончилась?». Ее муж единственный, кто вернулся с войны из нашего подъезда. Он был корреспондентов Совинформбюро. Он потом нам все время рассказывал, как работал, как с военным корреспондентом Костей Симоновым пил. Помню, он Петра Лещенко «на костях» слушал (рентгеновские снимки), хотя тот запрещен был. 

После войны бегали встречать маршала Георгия Жукова. Знали, что он в 18:00 заканчивает работу в штабе на Ленина. Говорят, Жуков такой-сякой, но у нас осталось в памяти только то, что он прекрасный русский мужик, который на нас оборванцев очень ласково смотрел, беседовал с нами. Иногда даже конфеты давал (улыбается).

Чудновский Виктор Павлович, выпускник гимназии №37 1954 года, главный инженер ТПЭП.

Когда началась война, мне было 6 лет. Нашу семью эвакуировали из Харькова в Свердловск. Эшелон, где мы были, разместили в старом заводском здании с решетчатыми высокими двухсветными окнами. Оно располагается справа на въезде в микрорайон Уралмаш. Но пробыли мы там всего пару дней.

Папа был инженером. Его вместе с нами отправили в Челябинск на строительство турбинного цеха. Там мы жили в 1942-1943 годы. Нам дали небольшую комнатку в бараке. Большего не давали никому не давали, даже если в семье было много детей. То есть если ты один, то тебе дают место в комнате, а если с семьей, то комнату. Так и жили. Сегодня на месте части бараков, в одном из которых жили мы, расположен ЧТПЗ.

Папе на заводе давали еду – первое и второе. Первое, как я потом узнал, было настоящей бурдой. И это съедал мой отец, а второе он всегда приносил мне. И я таким нетерпением ждал этого, не понимая, что папа не доедает.

В августе 1944 года нас перевели в Свердловск. Папе как главному инженеру «Тяжпромэлектропроект» дали двухкомнатную квартиру на Восточной, где я живу до сих пор. Автоматом попал в школу №37 в 1 «Б» класс. Там нас было почти 40 человек.

С продуктами было тяжело, их отпускали по продуктовым карточкам. Единственной маленькой радостью тогда были половинки булочек, посыпанных сахаром, которые нам давали после физкультуры. Мы всегда с нетерпенье после этого урока бежали в класс, где на партах нас ждала выпечка.

После войны папу звали обратно в Харьков, но там ему предложили должность ниже, чем здесь, и на семейном совете было решено остаться в Свердловске.

К сожалению, на момент публикации Чудновского Виктора Павловича с нами уже нет. Редакция JustMedia.ru выражает свои соболезнования его родственникам.

ФОТО: из Свердловска и городов Свердловской области военных лет предоставлены Сверловским госархивом. 

Просмотров: 12359

Автор: Екатерина Турдакина