Звезда мирового балета «сидит» в соцсетях во время растяжек, танцует 70 «Спящих красавиц» подряд и удивляется девушкам на шпильках

На Гала-концерте, посвященном 100-летию Екатеринбургского балета, одна из самых интересных балерин современности Мария Кочеткова исполнила па-де-де из «Щелкунчика» в дуэте с солистом екатеринбургского театра Андреем Сорокиным и сольный номер One uverture в хореографии Йормы Эло. Звезда мирового балета приехала из Сан-Франциско специально для этого выступления.

Коренная москвичка, выпускница Московского академического хореографического училища (ныне Государственная академия хореографии), Мария с 2003 года работает в лучших балетных труппах Запада, и в России бывает не чаще раза в год. После работы в Лондонском национальном балете, Мария Кочеткова уже шестой год танцует в Балете Сан-Франциско в ранге примы-балерины. Сегодня миниатюрную танцовщицу, обладающую большим талантом, знает весь мир. В России Маша бывает не чаще раза в год, и ее выступление в Екатеринбургском театре оперы и балета можно назвать настоящей сенсацией.

Мария, в 2002 году вы, будучи студенткой последнего курса хореографической академии, победили в конкурсе молодых артистов Prix de Lausanne и получили возможность  стажировки в школе лондонского Королевского балета «Ковент-Гарден». После этого окончательно уехали из России в чужую страну. Легко ли дался такой выбор?

Выбора, по сути, у меня не было, потому что шанс получить стажировку в «Ковен-Гардене» бывает раз в жизни. Я не имела права его упустить. Из России я уехала как раз в то время, когда у нас в балете ничего не происходило, а лично у меня не было перспектив – из-за моего роста все двери здесь были для меня закрыты. Конкурс в Лозанне стал переломным этапом в моей жизни. После стажировки я выбрала Английский национальный балет.

Как вам удалось попасть на конкурс в Лозанну?

Это было не просто. Когда я училась, на подобные конкурсы нам не разрешали выезжать, поэтому я готовилась к нему сама, секретно. Когда дежурный после занятий выгонял всех из училища, я пряталась в медпункте. В это время в помещениях уже прибиралась уборщица, а я тихонько приходила в зал, доставала свой кассетный желтый «Самсунг» и тренировалась.

Насколько тяжелым был первый год работы в Английском национальном балете?

Он был очень тяжелым. Я почувствовала, что все, чему я училась, какие-то правила, идеи, традиции – в Англии оказались совсем другими. Я не была готова к тому, что придется настолько переучиваться. Кроме того, в первый год я практически не танцевала, даже в кордебалете – это было еще тяжелее. 

Почему не танцевали?

Так сложилось, что танцевали другие, ведь незаменимых нет. Чтобы попасть в волну, надо ждать удачу, а когда она придет – неизвестно. В нашей профессии самое главное – это даже не талант. Важно иметь мозги и очень серьезный настрой, который невозможен без огромного терпения. Чтобы чего-то добиться в балете, залезть на эту лестницу, нужно быть внутренне очень сильным. Поэтому много талантливых просто не выдерживают, бросают. Талант необходимо поддерживать, а иногда для этого нет условий. Ты учишься 8 лет, потом приходишь в театр и… начинаешь все сначала. Вот настоящее испытание. А еще мне там ощутимо не хватало русской балетной школы.

У вас есть любимые преподаватели?

Ирина Колпакова и Наталья Макарова. Людей, которые могут объяснить не просто технику прыжка или пируэта, а знают именно нюансы, можно по пальцам пересчитать. Колпакова и Макарова – те преподаватели, которые способны дать детали, внутреннее ощущение. Они относятся к старой петербургской школе, они очень разные, но обе дали мне очень много. И в плане стиля, и образа, и вкуса. В наше время вкус – это большая редкость во всем, и в балете тоже.

После четырех лет работы в национальном балете Лондона, вы перешли в балет Сан-Франциско. Почему?

Я видела, как труппа танцевала в Лондоне, мне очень понравилось. Танцовщики все разные, очень хорошо двигаются, репертуар просто потрясающий. Тогда я подумала, что непременно когда-нибудь решусь попробовать себя там. Так и произошло. Это старейшая балетная труппа в мире, ей более 80 лет.

Чем еще уникальна ваша труппа?

Я считаю, что качество работы труппы зависит от ее руководителя, его видения. Для нашего директора Томассона главное – не длина рук и ног артиста, не типаж, не лицо, для него важно, как человек танцует, какой он артист. Томассон придает огромное значение индивидуальности танцовщика. Без такого видения у нашего балета не было бы настолько богатого репертуара. В условиях широкого разнообразия репертуара артисту не продержаться только за счет ног, рук или лица, которые ему дала природа. На следующий год у нашего директора 30-й юбилей руководства балетом. Таких директоров, наверное, всего два во всем мире. Это руководитель Гамбургского балета Джон Наймайер и он.

В России вам приходится выступать не часто. Почему решили приехать к нам на юбилей театра?

Я уже год не была в России, в среднем, так и получается – не чаще раза в год. В этот раз так сложилась, что за несколько дней до Екатеринбурга я выступила в Большом театре, теперь приехала к вам. Мне придется танцевать «Щелкунчик» в довольно сложной постановке, только из-за Славы Самодурова я согласилась его танцевать, а так бы ни за что. Мы с ним познакомились в Лондоне в Королевском балете. Я тогда была стажером, а он ведущим танцовщиком. С тех пор не теряем связи. 

В чем, по вашему личному ощущению, кардинальное отличие между русской балетной школой и западной?

У меня буквально несколько лет назад поменялось мнение на этот счет. Раньше я всегда считала, что в России все еще классику танцуют лучше всех. А сейчас я поняла, что на самом деле, Запад на очень высоком уровне и в этом плане. Мне, безусловно, очень близка русская балетная школа, я на ней выросла и считаю, что здесь самая лучшая методика, развитие мышц, движения рук. Школа уникальная, но куда все это потом исчезает? Может быть, это вина педагогов, репертуара, я не знаю. Такое впечатление, что танцовщики в России меньше «растанцованы». 

Что поменялось в балете в России за то время, что вы танцуете за рубежом?

В России стало очень много хореографов, которые ставят современный танец. Раньше такого просто не было. Для меня идеально, когда можно танцевать и современный танец, и классику, чтобы между ними соблюдался баланс. Классические балеты удерживают тебя в форме, это база. После «Лебединого озера» любой современный балет идет легко. В то же время, если бы я не танцевала современных балетов, у меня координация была бы не такой. Движения в современном балете дают ту силу, технику и свободу, которую не получить через классику. Современный балет привлекателен тем, что позволяет давать свою интерпретацию. В классическом балете ты скован рамками и традициями, ты должен найти себя, четко выразить свой характер, быть собой, но не выходя из этих рамок. Это достаточно сложно.

Устают ли балерины от однообразия? Ведь иногда приходится по много раз танцевать одно и то же. Радость творчества при этом не теряется?

Я не могу сказать, что от чего-то по-настоящему устаю. В Лондоне я немного уставала от классики, но теперь уже скучаю по классическим полным балетам. В Английском национальном балете я, например, станцевала подряд 70 «Спящих красавиц» в одной и той же постановке, плюс репетиции, которых было около 200. От этого можно устать, но у меня такой проблемы нет. Тем более, когда ты выходишь на сцену даже в сотый раз с одним и тем же спектаклем, ты все равно не знаешь, что будет в этот раз. Каждый раз может быть что-то новое.

Мария, на вашей страничке в «Фэйсбуке» почти четверть миллиона подписчиков, и вы ведете ее довольно активно. Как хватает времен на соцсети?

Но ведь это очень легко – нажимаешь одну кнопочку и готово. Я же тянусь в течение дня, во время растяжек и «сижу» в соцсетях. Соцсетями я начала пользоваться после того, как уехала из Лондона, чтобы поддерживать связь с друзьями. Живя в Сан-Франциско, я абсолютно отделена от всего. А благодаря тому же «фэйсбуку», «твиттеру», я всегда в курсе, где какие выставки происходят, куда ходят мои друзья, кто какие премьеры танцует, что делают мои мама с папой. Соцсети как будто раскрывают для тебя границы мира. Я хорошо знакома с создателями «Инстаграм» Кевином и Майком, близко знаю основателя «Твиттера» Джека, мой муж вообще 22-й юзер на «Инстаграм», общался с ними в офисе, когда они начинали. Они такие же, как мы, именно поэтому «поймали» то, что сейчас нужно людям. Джек Дорси, кстати, поклонник балета. Правда, я его уже, наверное, больше месяца не видела – он сейчас очень занят. А раньше часто ходил на балет.

Мария, а куда в свободное время ходите вы? Где вам интересно бывать в других городах, странах?

Я очень люблю театры – кулисы, сцену, всю эту атмосферу, особенно, в старых театрах. Мне очень нравится ваш театр, в нем все такое нетронутое, в хорошем смысле. Сейчас в большинстве театров все переделано на современный лад. Например, когда я впервые попала в Большой театр, я в него просто влюбилась, а сейчас там все по-другому. Нет той атмосферы, того запаха. Ваш театр удивительный. Это редкость, когда в таком старинном, не модернизированном театре все так хорошо работает.

Что вам еще понравилось в Екатеринбурге?

Я мало гуляла по городу, всегда не хватает времени. Очень нравятся старые дома – трехэтажные, со сквериками, послевоенные. Душевные такие. В Москве таких домов уже практически не осталось, может быть, только где-то в глубоком Подмосковье. Еще больше мне интересно смотреть на людей. Что меня особенно удивляет в России, в том числе, в Екатеринбурге, – это девушки в аэропортах, которые идут по трапу самолета с чемоданом на высоких шпильках и в мини-юбках. Такое я только в России видела.