«Все. Конец. Живой». Великая Победа глазами уральских газет, начиная с 1945 года. СПЕЦПРОЕКТ JustMedia.ru

«Жители Свердловска оживились сегодня необычно рано. И дождь не сможет помешать радостному настроению людей… Шофер останавливает машину, кричит группе собравшихся у репродуктора людей: «С победой, товарищи!» — и едет дальше. С победой. Это слово сегодня висит в воздухе, оно у всех на устах. Группа бойцов, старший сержант Заикин, боец Женембеков, командир стрелковой роты Никитин спешат поздравить своих друзей. Казах Женембеков, сверкая белыми зубами на смуглом лице, на ломаном русском языке обращается к друзьям: «Зайдем на почту. Напишу телеграмму: жив, здоров, поздравляю с победой. И Сталину пошлю!». Бойцы останавливают проходящих мимо девушек и все вместе веселой гурьбой заходят на почту. Здесь необычное оживление. у таксофонов и окон, где отправляют телеграммы, громадные очереди. А телефонные аппараты в это время выстукивают поздравительные телеграммы в Москву, Севастополь, Ленинград, Минск, Смоленск, Хабаровск, Николаев. Во многих очень многих телеграммах вспоминают тех, кто отдал свою жизнь за этот долгожданный и радостный день. Их народ не забудет. Слава будет итти вместе с их именами. И во всех телеграммах написано одно большое яркое слово «С победой!». На зданиях появляются флаги. На предприятиях и в учреждениях в этот ранний час возникают митинги. Город празднует день великого торжества. «Уральский рабочий», 9 мая 1945 года.

«Во время незабываемой берлинской операции я с группой советских киноработников был прикомандирован к третьей ударной армии Первого Белорусского фронта. В ночь на 30 апреля 1945 года, я находился в батальоне, которым командовал капитан Самсонов, удостоенный позднее звания Героя Советского союза. Там познакомился с двумя разведчиками — Егоровым и Кантария. Им было поручено водрузить Знамя Победы над рейхстагом. Это были крепкие парни, одетые в телогрейки. На ремнях у них висели гранаты и диски с автоматными патронами. Сами автоматы были на груди у воинов. Егоров бережно держал в руке друвко с прикрепленным к нему алым полотнищем.

«Если я не дойду, — сказал тогда Егоров своему другу и спутнику, —то придется тебе идти дальше одному. Не забудь и за меня расписаться где-нибудь на стене этого чертова логова…». «Ничего, друг, — Кантария похлопал товарища по плечу, — вместе распишемся на рейхстаге. а после войны у меня на Кавказе чарку вина поднимем за победу и за наше знамя…». И вот — долгожданный приказ: «Вперед!». Кантария и Егоров вышли из полуподвала.

Первый кадр, заснятый мною, — два разведчика бегут вместе с другими атакующими солдатами через простреливаемую гитлеровцами площадь рейхстага. Кругом свистели пули, по нас стреляли из минометов и фауст-патронами засевшие в здании фашисты. Но меня это в то время не волновало. Дело в том, что было еще темно, только начало рассветать, и я боялся, что кадр не выйдет. Вместе с Егоровым и Кантария я вбежал в рейхстаг. Он горел. Здесь на каждом этаже, почти в каждом помещении шел жаркий бой. Плана здания у нас не было. дым ел глаза, кругом раздавались выстрелы, крики раненых, рушились лестницы и стены.

«Товарищ капитан, —крикнул, обращаясь ко мне молоденький солдат», – двух Гитлеров поймали! Давай их на кинопленку. И действительно, солдаты вели двух фашистких офицеров — «двойников» бесноватого фюрера. Кстати, в этот день воины взяли в плен почти полтора десятка загримированных под Гитлера эсэсовцев. С большим трудом Егоров, Кантария и я выбрались на чердак, а затем на крышу здания. Это было часов 6-7 утра 30 апреля.

Разведчикам удалось закрепить алое полотнище на крыльце рейхстага. Этот момент я и запечатлел на пленку… Драгоценные кинокадры были немедленно самолетом отправлены в Москву. Через несколько дней вся страна смотрела специальный выпуск кинохроники о штурме и взятии советскими войнами рейхстага», из воспоминаний кинооператоры Михаила Шнейдерова. «Уральский рабочий», 1963 год.

«Люди часто оказывались крепче металла. Вот и наша печь не выдержала. Прорвало летку, и меня окатило снопом брызг. Это было так неожиданно, что сначала я растерялась. Потом крикнула подручному, чтобы заделали летку, а сама бросилась в яму с водой гасить загоревшуюся одежду… В медпункте, куда меня привели, медсестра была такая молодая, неопытная. Взглянула на меня, да так и присела, не знает, что делать. Пришлось самой обмывать раны. Отправили меня в госпиталь, хотели чужую кожу пересадить. Да только зачем, думаю, будут людей в такое время от работы отрывать. предложила, чтобы мою же кожу и пересадили. В общем, залатали меня, но руки после операции не сгибались. Врачи сказали: «Домны тебе больше не видать». Это прозвучало как приговор. Не знаю, что мной руководило, но только стала я по ночам бинты снимать и тренировать руки. Больно, конечно, было, но ведь так хотелось вернуться к своей домнушке и поработать еще. Вернулась и опять варила чугун. Никогда не забуду один эпизод. Вызывает меня директор завода, про житье-бытье спрашивает. «В чем нуждаешься, Фаина?» — «Да ни в чем, — отвечаю, — вот только ковшей не хватает. «Будут ковши, ну а платье у тебя есть с длинным рукавом?». Поняла я все, директор помнит, что у меня руки обожжены и позаботился. А я все в брезенте, да в брезенте, забыла, что молодая. Через несколько дней принесли мне платье. Я растрогалась, чуть ли не разревелась, после этого была готова в десять раз лучше работать», рассказывает кавалер ордена Трудового Красного знамени Фаина Шарунова. «На смену!», 9 мая 1975 года.

«В середине августа 1942 года, когда части нашей 99-й стрелковой дивизии ночью подошли к Ерзовке, что севернее Сталинграда. Заняли боевые порядки, наладили связь… А потом наступило первое утро наших многих фронтовых дней. Началось оно так, как потом начиналось не единожды, — в небе появилась фашистская «рама»», она медленно, как-то раздумчиво пролетела несколько раз над нами, и казалось, что этот неуклюжий самолет очень внимательно присматривался к тому, что творится на нашем переднем крае, что он видит чуть ли не каждого из нас. «Рама» улетела, а потом появились «юнкерсы» и «мерсершмитты». И тут началось!

Вздыбилась бомбами поднятая земля, пулеметные очереди «мессеров» прошивали вокруг. И так один заход за другим самолетов с крестами на крыльях. Разметало, перекорежило наши кабели, а коммбат требует — связь давай.У меня тогда в отделении полный комплект был— двенадцать человек. Послал я их на линию находить связь… Михаила Чебыкина, земляка своего из Артей, послал по одной линии, остальных — на другие. В это время немцы открыли бешеный огонь артиллерии и минометов, потом танки пошли, а за ними пехота — автоматчики строчат вовсю, идут в полный рост с засученными рукавами. Отбивали эту атаку все, кто мог. Отбили.

В моем отделении мы в тот день не досчитались двоих — не помню их фамилий, знаю — ребята молодые были. Одного миной накрыло, другого автоматная очередь уложила. Но связь мы восстановили. Чебыкин и другие вернулись невредимыми. Кстати, мы с Михаилом аж до Чехословакии дошли, там его ранили. И такие бои были почти каждый день с августа по ноябрь», вспоминает Павел Григорьевич Изгагин. Ушел на фронт из Артей. Боевое крещение принял под Сталинградом и был в то время командиром отделения связи, дошел до Будапешта. Принимал участие в разгроме империалистической Японии. «На смену!», 1975 года.

«Создание добровольческого танкового корпуса вызвало повсюду на Урале огромный патриотический подъем. Только за одну первую неделю в районные и городские комиссии по отбору добровольцев поступило свыше ста тысяч заявлений — в двенадцать раз больше, чем требовалось корпусу… Наступил октябрь 1943 года. По решению бюро обкома КПСС в корпус направляется первая делегация уральцев. В ее составе были нижнетагильский сталевар А.И Крюков, бригадир комсомольско-молодежной фронтовой бригады Ирбитского мотоциклетного завода Мария Александрова, председатель колхоза «Пролетарская долина» из Камышлова Н.Я. Семенов, начальник цеха с Уралмашзавода В.И. Глазырин, вальцовщик сортопрокатного цеха Алапаевского металлургического завода Ф.А. Чернавин и другие…

Заботливо, с большой теплотой готовились самые различные подарки добровольцам. Например, уралмашевцы в своих подарках направили даже специальный блокнот с трогательной надписью: «привет с родного завода уралмашевцам — танкистам добровольческого корпуса». Свердловские полиграфисты отпечатали художественную открытку с текстом и художественным оформлением такой близкой сердцу песни в то время, как «Синий платочек». Словом делегаты повезли на фронт своим посланцам целый эшелон подарков. И вот мы тронулись в путь, но дорога была не из легких. Добровольческий корпус стоял в то время недалеко от фронта — в брянских лесах. Позади жестокие бои на Орловского-Курской дуге, где наши танкисты проявили исключительное мужество и отвагу, за что, как известно, корпусу было присвоено звание — гвардейского. Мы ехали мимо разрушенных городов, сожженных до тла сел и деревень, не думая об опасности. Все наши мысли и чувства были направлены к одному — с честью выполнить оказанное нам доверие, вручить подарки нашим дорогим землякам и поздравить их с 26-й годовщиной Великого октября. Никогда мне не забыть того волнующего дня.

На огромной поляне стоят тысячи солдат в простреленных шинелях, с автоматами через плечо. Выстроились для получения гвардейского Знамени. И вдруг мы видим огромную фигуру генерала Г.С. Родина — первого командира прославленного корпуса. Опираясь на палку, он вышел на середину поля и произнес своим могучим голосом: «Уральцы! Гвардейцы! Добровольцы! Танкисты, здравствуйте», — вспоминает председатель Свердловского областного совета ветеранов и комсомола и пионерского движения К. Белоусова. «Уральский рабочий», 1983 год.